Конец лета, перелётные птицы полетели на Юг, вот и мы в ту же сторону махнём, на юг Бурятии. Там смотреть - не пересмотреть! Уже наметили маршрут: за Новоселенгинском пересечём реку Чикой, доедем до Хилка, а там есть мост в селе Подлопатки. После переправы доберёмся до Тарбагатая и замкнём кольцо в столице (или в Городе, как называют Улан-Удэ буряты). Уже с начала путешествия получаешь удовольствие. Пусть это места, по которым не раз проезжали. Зато, зная, предвкушаешь, что появится за следующим поворотом, а их тут много, поворотов – сплошные зигзаги и перед Култуком, и после Слюдянки. Всё пытаюсь сосчитать их количество, но постоянно сбиваюсь. Денёк погожий, Байкал видно отлично. Вот и река Переемная. Одноименная станция стоит на старом Кругоморском тракте. Когда-то здесь был почтовый станок на пути в Кяхту. Переемная – значит, что здесь у речки «переимали» (это старое слово бабушка говаривала - перехватывали, ловили, как бы) грузы и пассажиров с пристани лиственничной через море и обратно, чтоб не делать кружной путь через Култук. Зимой со льда стыковка перевоза была. Мы перед мостом через реку Переемная съезжаем на берег, на место нашей традиционной остановки. Привал, кипятим чай на костре, набираем в канистры воды. Река бежит с Хамар Дабана, вода чистая, вкусная. Далее тоже всё знакомо. До кафе «Багульник» перед ж/д мостом через Селенгу докатили, можно пообедать, здесь вкусно готовят бухлёр. Красивая Селенга слева, пара-тройка длинных серпантинных петель перевала, вот уже и Сотниково перед Улан- Удэ, здесь поворачиваем направо, на Гусиноозёрск. Перед Оронгоем, на рынке у дороги купили местные арбузы и дыни, климат позволяет выращивать их в открытом грунте. Ну и не можем себе отказать навернуть по парочке-другой здешних знатных поз, то бишь, бууз – время к ужину.

Ночевать решили на озере Щучьем, что у подножья Хамбинского хребта (Хамбинским он называется потому, что у юго-восточного его склона стоит Тамчинский дацан, где служил главный Хомбо лама). Щучье в 15 кило¬метрах к северу от Гусиного озера находится. Палатку ставим в конце за пляжем. Вода в озере прозрачная, тёплая, устоять перед купаньем невозможно! Тёплой была и ночь. Утром выдвигаемся в путь. Заправка в Гусиноозёрске без заезда в город. С высокого перевала Убиенный (были тут ратные бои с монголами около четырёх веков назад) промелькивает справа Гусиное озеро. Слева в голой степной местности Талын Харгана стоит у одинокой сосны Дацан Белой Тары, олицетворением которой здешние буддисты приняли императрицу Елизавету. Возле дацана появилась кафешка – вот и позавтракаем. С новым для нас блюдом, шарбин, расправляемся «на ура». Если коротко, это «мясо в тесте», но с пылу-жару, только со сковороды, да и размером со сковородку! Далее Новоселенгинск, мост через Селенгу и вскоре съезд влево к парому через Чикой. Вода в реке большая. Здесь уже новые для нас места. Это федеральная дорога, поэтому паром бесплатный, такой же «Дорожник», как тот, что на Ольхон перевозит. Почти сразу переправляемся, теперь мы находимся в междуречье, до следующей реки, до Хилка километров тридцать - сорок. Немного другой пейзаж: редкие сосны на плавных холмах. Уже видна под горой у реки деревня Подлопатки, но у нас уже сложился другой план, и, минуя село, мы едем вдоль Хилка дальше на юг. Сложности с обедом. Нет, у нас есть и вода, и дрова, и тренога, однако в Бурятии введён противопожарный режим на всё лето, и любой мало-мальский сворот в лес перегорожен шлагбаумом с грозной надписью «Въезд запрещён. Штраф 5000 р.» Стоп, вот сверху с дороги видим у Хилка большую площадку, оборудованную под многолюдный «сабантуй»: лавки, каркас для навеса, кострище, тут и готовим еду. В принципе и для ночлега место подходящее. Однако мы, съев сочный арбуз (корочка тонкая, сладкий – м-м!), путешествуем дальше. Показался строящийся высокий кирпичный храм в селе Окино-Ключи. Здесь селились староверы из польской Ветки, это видно и по характерным деревянным скульптурам в лесу у околиц. После дорога приводит нас к деревне Топка. Дорога заканчивается тупиком, автомобилей, практически нет, и стайки свиней с выводками поросят свободно разгуливают по деревенским улицам, как по своему загону. Мы хотим найти район песков в окружающей поселок тайге. В какую сторону завернуть в лес? Решили справиться в местном сельпо. Продавец и покупательницы отзывчивы, но, говорят, без проводника не найти пески.

В проёме дверей появляется молодая женщина, наши собеседницы спрашивают её:

-«Мишка-то сильно пьяный?»

- Да нет, не сильно…

Подъехавший мотоциклист начинает объяснять нам маршрут: «Поедете до развилки, свернёте налево, на следующей развилке повернёте обратно налево». Стоп, зачем обратно то? Потом понимаю, что это значит «опять». Нас ещё в школе учительница русского языка навсегда отучила от такого словосочетания, предложив для пущей убедительности проанализировать фразу: «По улице обратно покойника несут»…

Решаем обойтись без провожатого и по направлению, указанному нам взмахом руки, выдвигаемся в лес. Здесь особенно понятен запрет на посещение лесов. Сушь страшная. Кажется, только подумаешь про огонь, и полыхнёт само, без спичек. Слегка повиляв по соснякам, находим заветное место. Оставляем машину и бредём в «пустыню». На несколько километров в разные стороны жёлтый песок с редкими соснами. Хотя с вершины песчаного холма видна зелёная тайга, окружающая этот остров песков со всех сторон. Много света, простора, но как же здесь жутко тихо! Не слышно щебетанья птиц, стука дятлов, стрекотанья кузнечиков, не видно белок, бурундуков, вообще никакой живности. Только заметила под ногами на песке, покрытом оспинами от прошедшего несколько дней тому дождя, извилистую гладкую линию – след от проползшей змеи. Видно, что деревья-то здесь по окраинам росли, потом их спилили, потом спалили…

Сдаётся мне, тут и родился анекдот про новичка в лесозаготовительной бригаде: Все лесорубы время от время прерываются то на обед, то на перекур, а новенький, знай, топором машет без отдыха с утра до вечера.

Мужики интересуются: «Ты, передовик, где раньше-то работал?»

- В Сахаре…

- Так там же леса совсем нет!

Новенький, не прекращая работу: «И у вас не будет»…

Необычное место. Пески, бывает, встречаются в лесах, но чаще это в долинах, низинах – можно объяснить, что когда-то в древние времена тут были моря-океаны. А здесь же возвышение, холмистые горы. Какие-то загадочные и отрывистые сведения выудила из Интернета. Но, кроме невнятного: «существует масса жутких легенд, связанных с зыбучими песками», и «…песок может засосать любой предмет, оказавшийся на его поверхности…» ничего вразумительного про природу его образования не нашла. Интересно здесь побывать, посмотреть, но надолго оставаться не хочется, как-то неуютно, прямо «лопатки сводит».

Выбрались из аномальной зоны и, поколесив за околицей деревни Топка, встали на столбовую дорогу. Пыль на ней, действительно, стояла столбом от огромных машин, шедших друг за другом. Мы удивились: откуда они здесь? Чуть позже стало ясно, что они выползают из огромного, как страшная рана в теле Земли, карьера, где открытым способом ведётся добыча угля. Уголёк везут на станцию железной дороги, перегружают в вагоны и он отправляется на Гусиноозёрскую ГРЭС. Свой, близкий к ГРЭС карьер на Гусином озере истощился. Поехали следом за самосвалами, дорога отменная, и чуть не промахнулись, нам надо было сворачивать влево, на дорогу похуже. Остановились, к перекрестку приблизился здоровый лесовоз с толстенными брёвнами (и где только спилили эти мощные сосны?). Водитель кивнул нам, мол, верной дорогой движемся, и мы добрались до посёлка МурОчи, где совсем недалеко от дороги виден трёхэтажный буддистский храм, туда и направились. Решили испросить разрешения остановиться рядом с дацаном, всё из-за режима противопожарного. Лама позволил, а потом ещё и спросил: «Может, хотите в дацан зайти?»

«Стучите, и откроется вам…». Двери отмыкаются, смотрим традиционное убранство Цогчен-дацана, слушаем его историю. И ещё служитель предлагает проводить нас в особенное место - к камню, на котором проступает надпись «Ом манне падме хум!». Соглашаемся, конечно, и едем на машине вниз, в долину Чикоя. Мы в дорожной затрапезе, а лама облачился в красный халат и жёлтую шапочку – это отличительный знак последователей школы Гелугпа, к которой относятся местные буддисты. Лама ведёт к святому месту, по дороге попутно крутя рукой хурдэ у места для медитации. Вот и камень. И что? Мне кажется, что мы напоминаем верноподданных из сказки о голом короле… Сколь напряженно я ни вглядываюсь в поверхность скалы через застеклённую раму, ничего не разберу, огорчаюсь, но быстро нахожу себе оправдание, что я тибетского языка не знаю. Монах же, приложив козырьком руку ко лбу, благоговейно всматривается, он-то видит! Вечер наступил, приладив котелок на треноге, быстро варим себе ужин и засыпаем, практически, «у Будды за пазухой». Утро нового дня начинается с созерцания из палатки выстроившихся в ряд восьми субурганов и пирамидальной горы за Чикоем, живописно перечеркнутой двумя слоями утреннего тумана. Так как мы в монастыре, то немного «послушания», скромного вклада в общие работы – я выдёргиваю травку между плиток площади перед главным южным входом в дацан. Поднимаемся на близлежащий холм для обзора окрестностей, благодарим ламу и покидаем дацан, который по названию местности именуется Мурочинский (он же Чикойский, он же Кяхтинский, он же Хилгантуйский, он же Цонгольский). Да, и ещё одно имя, «Балдай Брэйбун» - по имени тибетского монастыря-университета, где получил полное классическое буддийское образование здешний первый бурятский ученый-монах Дамба-Даржай Заяев. История дацана начиналась с войлочной юрты в 1741 году, когда императрица Елизавета Петровна своим указом признала существование в России ламаистской веры, легализовала буддистскую религию. Позже был деревянный дацан, назначенный "главной за Байкалом кумирней". Потом соорудили каменный, который претерпел пожар, разрушение – практически, как у всех религиозных сооружений. Новое белокаменное здание строится с 1992 года, сейчас обновляется второй этаж.

Выезжаем на дорогу Бичура – Кяхта. Но вот не живётся спокойно людям! Дома, разглядывая карту, где-то в окрестностях Мурочи мы видели ещё пески, заедем? Здесь живут буряты, и район песков именуется «Аман-Хан», по легенде древним проклятьем местным жителям наложено табу на посещение этих мест. Ну, а мы аккуратно объезжаем шлагбаум с запрещающей надписью и углубляемся в лес. Проехав с пяток километров, видим начало песчаных высоких холмов, и до нас доходит, что это те самые пески, которые мы видели за Топкой, только с другой стороны! Поворачиваем назад, тем более, впереди на дороге заметили свежие следы шин «уазика». Кто знает, чей он, может, лесничего. Не хватало ещё «огрестись» здесь штрафом на пять тысяч. Мы, конечно, любознательны, но без фанатизма. Едем к Чикою, на берегу которого и устраиваем пикник под сенью прибрежных ив. Запреты запретами, а грибов в лесу мы набрали, и в нашем скромном меню сегодня значатся шикарные блюда: суп с шампиньонами и рыжики жареные!

Дальнейший наш путь лежит настолько близко от границы с Монголией, что видна изгородь с колючей проволокой. Мне кажется, что это для предотвращения пересечения границы бестолковым скотом, а может, так положено. В трактате Рагузинского сказано было: «Границей должна служить река Чикой, текущая перед нашими маяками». Мимо мелькнувшего пункта КПП мы нахально проезжаем без остановки. А вообще-то для посещения приграничной зоны пропуск нужен, или хотя бы российский паспорт на руках, у нас их нет – не собирались же вначале сюда. Блестит рядом с дорогой озеро Киран, здесь находится местный грязевый курорт. А вот и Кяхта. Почти рядом с МАППом находится внушительный Воскресенский собор, заходим внутрь. Интерьер строгий, белоснежные стены без росписи и высоченный купол со вторым светом. Красиво. Невдалеке от храма видны старой кладки высокие стены Гостиного двора, идём туда на звук, который издаёт неведомая нам чёрная птица с ярко-красным клювом. Во внутреннем замкнутом дворе тишина, растёт бурьян. А когда-то здесь было весьма оживленно, всё внутреннее пространство заполнено было тюками с товарами. В 1728г. С. Л. Владиславич-Рагузинский основал кяхтинский форпост, как опорный пункт русско-китайской торговли, который с годами превратился в известную всему деловому миру торговую слободу, а уловившие струю местные купцы стали миллионерами. Из Китая вывозились товары широкого потребления: ткани х/б, шелк, сахар, табак, чай и, как ни странно, ревень (его корни считались ценным лекарством и втридорога перепродавались в Европу). С русской стороны - юфть, меха (называемые ранее «мягкой рухлядью»), каковые вывозила на экспорт Русско-Американская Компания. Особую ценность представляли морские бобры (каланы). Стоимость хорошо выделанной шкуры крупного калана в конце ХУШ — начале Х1Х века доходила до 300 рублей, что равнялось примерно цене 50 шкурок соболей или 100 шкурок красной лисы или 5000 шкурок белок. Только в Кяхте дозволено было свершать льготную русско-китайскую торговлю, и то не прямо, а обменивая свои товары на китайские. Деньги купцы получали, уже продав чай в России. Обычно компания получала за одного бобра 2 ящика чая, а за 10 морских котов 1 ящик чая. В те времена в Гостином дворе Кяхты многоэтажными пирамидами громоздились цыбики. Из детства помню, бабушка так называла принесённые из магазина небольшие кубические бумажные 25-ти или 50-граммовые пачки с чаем. Но настоящий «цыбик» - это большой, наполненный рассыпным чаем ящик весом до 30 килограмм, часто обшитый снаружи кожей для защиты от сырости при дальних перевозках. Рабочие, савошники, пробивали крышку ящика специальным полым ломиком, «савком», брали порцию на пробу - не заплесневел ли товар, привезённый из-за тридевяти земель. Своего рода Роспотребнадзор был. Потом кожей прореху зашивали или «ширили» другие специалисты. Когда построили Транссиб, да ещё прорыли Суэцкий канал, чай пошёл новыми путями, и Кяхта стала хиреть. В советское время в утерявшем своё значение Гостином дворе была устроена трикотажная фабрика, сырьё для изделия чулок-носок поставлялось из далёкого Узбекистана… Не пошло дело, и снова запустение в исторических стенах. Находим в городе музей краеведческий, очень интересный, отсюда начинали путь разные экспедиции: Потанин, Окладников и другие. Много экспонатов: чучела местных зверей и птиц (кстати, птица-незнакомка с красным клювом оказалась клушицей), карты маршрутов учёных, предметы быта старых времён. Попалась на глаза никогда нами не виданная одежда, куртка из рыбьей кожи! Пожалуй, с экскурсоводом было бы более правильно смотреть. Проезжая мимо многочисленных воинских частей, покидаем одноэтажный, в основном, городок, называемый в свои лучшие времена песчаной Венецией. Поехали в сторону дома. Пейзажи меняются: вначале шли леса, которые вскоре сменились на степи. Вот и Новоселенгинск, тоже, чаще всего, «остающийся за кадром» у едущих в Монголию соотечественников. А зря. Мы же не «Иваны, родства не помнящие». У этого посёлка богатая история. До постройки Кяхты центром этого края был Селенгинск. Начинался Селенгинск, как значимое сооружение, призванное оборонять страну от «мунгалов», покушающихся на наши землицы. Острог, построеный в 1665 году на правом берегу Селенги, оборонял от нападок ватаг монгольских ханов опальный украинский гетман Демьян Многогрешный, отбывающий здесь ссылку. Рядом с острогом вырос посад, церковь, где во времена своего «селенгинского сидения» совершал богослужения Святитель Иннокентий Кульчицкий. С 1727 по 1730г. в проекте переноса селенгинской крепости на другое место участвовал ссыльный военный инженер Абрам Петрович Ганнибал, прадед Пушкина, попавший в опалу после смерти Петра I за то, что противостоял петровскому фавориту князю Меньшикову. С 1740-го года тридцать лет был в Селенгинске комендантом Варфоломей ЯкОби. Созданный Селенгинский пехотный полк участвовал в войне 1812 года, в войне 1854 года, оборонял Севастополь; одна из улиц в Севастополе названа Селенгинской. С конца ХVII и в течение ХVIII века Селенгинск - один из главных центров Забайкалья с четырёхтысячным населением, в нем сосредоточена вся военная, административная и торговая власть края, несколько лет даже Иркутск подчинялся Селенгинску, а Удинск (позже Верхнеудинск) считался

его пригородом. Старый город несколько раз горел, подвергался затоплению, страдал от землетрясений. В 1840 году принято решение о переносе города на левый берег реки, уже с названием Новоселенгинск. А ещё в Селенгинске жил в ссылке декабрист Николай Бестужев с братом, могила Николая Бестужева неподалёку. Ссыльными нас, сибиряков, конечно, не удивить - у нас вокруг Ангарска несколько ИТК с сидельцами. Но здешних ссыльных имена-то какие!

Красивый Спасский собор был построен в 1789г. Претерпел он много, и от землетрясения 1862 г., и от людей: в 1936 г. сняли кресты, в 50-х снесли часть куполов, взорвали монашеские кельи у храма, пытались разобрать их на кирпичи, но не смогли по причине крепости кладки и остался от всего старого города на правом берегу только этот собор. Стоит один за рекой белый прекрасный храм, на который хочется смотреть, что мы и делаем, когда проезжаем здесь. Хоть немного посидеть здесь, полюбоваться.

Пора и на ночевку вставать. Недалеко от Новоселенгинска знакомый нам Ацайский Дацан Белой Тары. Хотелось бы поужинать понравившимся шарбином, но, к сожаленью, кафе закрыто. Вдруг откуда-то возникает молодой лама и вопрошает: «Что вы хотите?». Глупо было бы говорить об ужине рядом с висящим на двери замком.

Слегка отведя мобильника от уха, он машет рукой: «Вон тот крайний дом свободен, ночуйте», и пропадает из виду.

Опять:«стучите, и откроется …», а мы хотели палатку поставить. Неожиданно для себя став хозяевами небольшого жилища, мы несём спальники внутрь, расстилаем их на новеньких белых нарах, ставим на зарядку свои «приблуды», варим ужин. И ещё получаем охрану. При приближении к дому мы были облаяны двумя псами. При моей собакобоязни пятой степени, я первое время опасливо косилась на них. Один из них - ротвейлер (за чистоту крови, впрочем, не поручусь!). Когда ему милостиво была дана банка из-под тушенки, он стал нам лучшим другом, ревностно отогнал прочь беспородного бобика и лёг на

всю ночь на улице у порога. Утром быстро собираемся, идём кивнуть хозяину на прощание, однако в дацане идёт служба; лама перебирает таблички с текстами, которые читает особым горловым голосом. Ладно, в путь! Опять Гусиное озеро, Гусиноозёрск, Иволгинск с крутой холмом близ дороги. На его склоне сакральная мантра «Ом манне бадме хум!» чётко видна! Наша последняя в этом путешествии ночёвка на Байкале, на косе у Посольского Сора. Вода в озере на удивленье тёплая. Вечером поднимается сильный ветер, костру требуется защита от него. К ночи холодает, волны на море становятся выше, шумят – кажется, совсем рядом с нашей палаткой. Пасмурным утром мы снимаемся с бивака. В голове, как всегда на обратной дороге, уже роятся хозяйственные заботы: что ж мы с пустыми руками в дом возвращаемся? И мы заскакиваем на клюквенное болото за Паньковкой. Однако клюква ещё не совсем спелая, замечаем ягодное место – надо бы сюда попозже приехать.